«Иногда ночью я не могу уснуть — приходят воспоминания… о том, как меня пытали в российском плену. Но во мне все-таки больше любови: к Украине, к семье. Я хочу нормальной жизни: чтобы муж вернулся с войны, чтобы у нас были дети», — говорит старший солдат Вооруженных сил Украины Мария Чех, которая сейчас проходит курс реабилитации в Латвии.
Мария вместе со своим мужем сражалась в составе полка «Азов» (это подразделение Национальной гвардии МВД Украины, сформированное из добровольцев в мае 2014 года и базировавшееся в Мариуполе). С тех пор полк сражался с силами мятежников в Донбассе, внушая страх и ненависть вторгшимся из России оккупантам.
Расскажите, пожалуйста, о себе.
Я родилась в Чернигове, потом переехала с семьей в Киев. У меня высшее образование, я окончила факультет иностранных языков Института имени Шевченко. Я переводчик с китайского, в свое время работала в Китае. Второе образование — бакалавр биологии. Когда в 2013 году начался Майдан, я хотела записаться в армию, но мой будущий муж считал, что женщинам не место на войне. Муж пошел служить в Вооруженные силы Украины, а я подписала трудовой договор и поехала работать в США. Мы думали, что кровопролитие закончится через полгода-год, но все продолжается до сих пор. В 2017 году муж уступил: хорошо, возвращайся на родину, будешь служить в армии. Муж тогда служил в полку «Азов», под Мариуполем.
Сначала я работала фотографом. Учила солдат английскому языку по стандартам НАТО. Переводила интервью, если приезжали иностранные журналисты. Мы делились своим опытом, иностранцы делились своими знаниями о ведении войны.
Мы вместе с мужем участвовали в обороне Мариуполя и одновременно попали в плен. Муж вернулся в Украину в сентябре 2022 года — после обмена пленными. У него была серьезная контузия, повреждены черепные кости, но после реабилитации он максимально быстро вернулся в строй. Муж считал, что нечего ему валяться по санаториям, пока его жена находится в плену. Сейчас он находится в регионе Лиман/Бахмут. А я в мае 2023 года была обменена и вернулась в Украину. Год находилась в плену.
Какой была военная жизнь в Мариуполе?
Мы уже в марте 2022 года смирились с тем, что погибнем. Командиры рассказывали, что заканчиваются боеприпасы, технически мы сопротивляться не могли, находились в осаде. Некоторые вертолеты пытались доставить нам боеприпасы и медикаменты. Но их сбивали.
В плен с завода «Азовсталь» сдались около 2000 солдат. Там были не только бойцы полка «Азов», но и пограничники, полицейские, бойцы территориальной обороны, все, кто пришли воевать вместе с полком «Азов». Но вопрос — сколько вернулось из плена?..
После того, как вас взяли в плен, вас отвезли в тюрьму?
Да. Условия в тюрьмах, где нас размещали, были разными. Да и относились к нам очень по-разному. Меня считали шпионкой. Почему? Потому что они думали, что я знаю семь языков. На самом деле не так много. Казалось «подозрительным» и то, что я знаю именно китайский язык. Шпионкой какой страны я могла быть? Китая? Но ведь Китай — дружественная России страна!
Против вас выдвинули какие-то обвинения?
Меня обвинили в терроризме и захвате власти. Какой власти? Власти в Москве? Тюремщики открывали камеру все вместе — человек семь в полной экипировке, с балаклавами на лицах. Семеро против меня одной — женщины в наручниках. Они называли нас, женщин, животными, подлыми существами, ведьмами. Оказывается, я обладаю гипнотическими способностями. Полный бред. Женщины в камере, в которой я оказалась, собрали какие-то травинки, старые бумаги и сделали из всего этого куклу. Тюремщики нашли ее и сказали, что мы колдуем, чтобы их президент умер. Они это сказали на полном серьезе!
Сколько было женщин в вашей камере?
Двадцать три. Камера, правда, была рассчитана всего на шесть человек... Летом была жуткая жара, зимой — холод. Были двухъярусные кровати, но приходилось спать и на полу. Я спала рядом с цыганкой из батальона «Айдар». Она была медиком. Кровати были такие узкие, что ей приходилось обнимать меня, чтобы я не упала с кровати. Переворачиваться на другой бок мы должны были синхронно, иначе было невозможно. И так продолжалось год! Лампа над головой светила и ночью — прямо в лицо.
Днем нельзя было сидеть, разрешалось только стоять или ходить по камере. Десять минут можно было сидеть — когда приносили еду. Это были макароны, политые маслом. Стоять все время было очень тяжело: ноги опухали, становились похожими на ноги слонов… Все тело опухло: мы выглядели так, будто переели макаронов. Охранники смеялись: все говорят, что здесь голод, но посмотрите, какие вы толстые!
Охранники вас пытали?
И пытали, и просто били. Одно развлечение охранники называли «маски-шоу». В камеру входила группа «спецназа» и избивала всех женщин. Даже если ты пытался спрятаться под шконкой, тебя вытаскивали за волосы и били. У каждого для избиения было свое орудие, самым популярным была палка, к которой прикреплена цепь с острыми шипами. Синяки от этого оставались не синие и не красные, а черные...
Вас наверняка допрашивали?
Да, и пытали. Им часто казалось, что я счастливее их, и они указывали мне на это. Да, отвечала я: я построила свою жизнь так, чтобы быть счастливой, это самый страшный эпизод в моей жизни, и я надеюсь, что он скоро закончится. Конечно, отвечали они, мы тебя застрелим, и этот эпизод закончится. Они сказали, что я пью кровь российских младенцев, поэтому выгляжу счастливой. И этот текст они снова произнесли на полном серьезе. Я расхохоталась. Меня ударили по лицу. Это повторялось несколько раз.
Для них это было ритуалом?
Очевидно. Они были вне себя от моего спокойствия и смеха. Возможно, иногда я улыбаюсь не к месту. Так, например, я улыбаюсь, глядя на фотографии своих погибших товарищей. Но я помню их живыми, добрыми и красивыми, поэтому улыбаюсь. И находясь на заводе «Азовсталь», мы иногда бывали счастливы: когда могли спокойно поговорить, пошутить, поддержать друг друга — несмотря на весь ужас, который творился вокруг.
После плена ваше отношение к россиянам изменилось? Почувствовали ненависть?
У меня был друг — украинский националист, такой резкий, смелый, радикальный. Он ослеп после тяжелого ранения. Однажды мы заговорили о ненависти. Он спросил меня: «Ты их ненавидишь?». Я ответила: «Нет». Знаю, многие со мной не согласятся, но я думаю: ненависть — это эмоции, а если человек впадает в эмоции, он не может быть на сто процентов эффективен. Когда эмоции превалируют над разумом, человек становится управляемым, им можно манипулировать. На войне это тоже может быть опасно.
Война, которую Россия начала в Украине, — это какой-то театр абсурда, и, на мой взгляд, победить можно не ненавистью, а умом. Они верят, что можно совершать военные преступления, и мир их простит. Слабая реакция Запада на войну в Украине также отчасти показывает, что так можно поступать. По крайней мере, пока.
Победить Россию можно только силой, никакие контракты и договоренности там «работать не будут». Россия понимает только силу. Это как на допросе: они до конца унижают, разрушают и уничтожают тех, кто подчиняется, а если человек не подчиняется, показывают свою силу и стойкость, мучители утихают.
Ведут себя как животные — уничтожают слабых...
Именно так. Когда они в стае, они чувствуют себя уверенно, тогда они могут унизить того, кто слабее. Когда им показывают зубы, они начинают скулить и поджимают хвост. Когда меня допрашивали, я поняла: если я начну ненавидеть, ненависть меня разрушит. Но я попробовала (и мне удалось) вспомнить все хорошее и красивое. Я была уверена, что моя семья ждет меня. Меня пытались убедить, что мой муж погиб, что Киев разрушен, что мои командиры отдыхают на турецких курортах, что украинского государства не существует, что украинского языка нет — это просто «испорченный русский язык»... Они пытались разрушить мою любовь, все, во что я верила. Не получилось! Потому что я была сильнее их.
Что было тяжелее всего, когда вы находились в плену?
Нехватка какой-либо информации. До этого я занималась экстремальными видами спорта, физическая нагрузка была мне не чужда, у меня высокий болевой порог, поэтому физическую боль я как-то переносила. Но нехватка информации сильно на меня действовала. Я все время думала: что с моими близкими? Что с братом, у него же проблемы с сердцем... Что происходит на фронте? Как реагирует мир? Еще психологически было тяжело постоянно находиться в одном тесном пространстве вместе с 20 женщинами, у каждой из которых были свои проблемы и своя боль, взаимные споры и непонимание …
Чем вы будете заниматься, когда после реабилитации вернетесь в Украину?
Хотела бы принять участие в работе какой-нибудь организации, которая помогает ветеранам боевых действий. Уже сейчас много раненых, и это не только физические, но и душевные раны. Необходима серьезная реабилитация.
И еще. Поскольку я знаю несколько языков, буду рассказывать Европе, что и как произошло в Украине. Число погибших сообщается каждый день, и от этих цифр устают не только в Европе, но и в самой Украине. Но если на телеэкранах можно будет увидеть людей, которые либо воевали, либо помогали спасать, либо делали что-то другое для Украины, и об этом они расскажут остальным — это будет совершенно другая ситуация. Тогда люди поймут, что это происходит рядом, и это может произойти и у них. Многие европейцы думают, что эта война очень далеко. Нет, она рядом.
Можно привести такое сравнение. Девушка приходит в нормальный ресторан. Девушка — Украина, остальные посетители — европейские страны. И вдруг входит какой-то Ваня, начинает бить посуду, все смотрят и думают: хорошо, что он бьет посуду не на нашем столе. После этого Ваня начинает избивать девушку, насиловать ее. А что окружающие? Дают девушке тупой нож и десертную ложечку и говорят — защищайся сама. Что еще делают остальные? Снимает все происходящее на телефон, ставят в соцсети, высказывает неодобрение. Когда девушка уже окончательно избита, кто-то из зрителей наклеивает ей пластырь на лоб, чтобы не текла кровь. А когда девушка наконец-то вонзает противнику вилку в глаз, окружающие начинают кричать, что это же террористический акт!
Я именно так чувствую себя — как эта девушка в ресторане. Будучи украинкой, я не понимаю — как можно не понимать того, что украинцы защищают свою страну, свою культуру и язык. А таких «вань» надо как можно быстрее нейтрализовать. Если бы все вместе попытались это сделать, это бы получилось.
