На площади Свободы в Таллинне, где каждый год вспоминают жертв мартовской депортации эстонцев 1949 года, организовали выставку «Лица российского сопротивления», посвященную российским политзаключенным. Вместе с российскими муниципальными депутатами в изгнании и Reforum Space Tallinn ее организатором выступил эстонский Музей свободы и оккупации Vabamu. Корреспондент Rus.nra.lv посетила музей и рассказывает о нем.
На открытии выставки на площади Свободы — Vabaduse väljak — сотрудник Музея Vabamu Николай Осташев говорил о тяжелом выборе, перед которым оказываются люди, живущие при тоталитарном режиме, и о том, что в сегодняшней России он так же сложен, как и в советское время. Эту же связь между прошлым и настоящим проводил в своем выступлении Александр Черкасов из Центра защиты прав человека «Мемориал». И для эстонских и для российских организаторов мысль о единстве памяти, о необходимости совместных усилий очевидна.
Музей оккупации и свободы, куда пригласили после выставки волонтеров, расположен рядом с памятником Свободы в Таллинне. Все как в жизни — свобода и несвобода находятся рядом, одна память окликает другую. И названия площади и музея — одного корня: vaba в переводе с эстонского — свобода.
Vabamu — частное учреждение, это крупнейший в Эстонии музей, созданный по инициативе граждан. Он построен на пожертвования Ольги Кистлер-Рецо — дочери репрессированного эстонца, эмигрировавшей в США. Он открылся в 2003 году, а после произведенной позже реконструкции в музее добавилось пространство и появилась возможность больше рассказать о депортации, беженцах, движении сопротивления, а также о жизни в советской Эстонии, то есть добавить контекст. Он, говорят в музее, очень важен для того, чтобы новые поколения посетителей понимали, что и до советской оккупации Эстония была свободной демократической страной.
Перед входом в музей — маленькая березовая роща, между деревьев стоят чемоданы, как будто в спешке брошенные владельцами. Если подойти ближе, на них видны бирки с топонимами: «Омская область», «Сосьва». Так обозначены не только места депортации, но и города на Западе, куда эстонцы были вынуждены уехать от гонений. Эта мгновенно возникающая ассоциация с некогда живыми людьми, владельцами чемоданов — хотя их самих мы не видим — цепляет гораздо сильнее, чем если бы у входа просто разместили схему со стрелками.
Этот выразительный прием много говорит о Vabamu еще до посещения музея. Собственно, это и не музей в классическом понимании — здесь нет традиционной экспозиции. Истории оккупации, сопротивления, депортации рассказаны через личные воспоминания людей. Герои этих историй, чудом выжившие, смотрят тебе в глаза с плазменных панелей в зале.
«Ее зовут Линда. Когда-то давно она разбила о тротуар бюст Сталина, помогла вернуть из кучи металлолома монумент Освободительной войне, а один раз спела песню о Сталине... Этого было достаточно, чтобы Линду едва не арестовали». Линду предупредили — она бежала из страны.
«Его зовут Исидор, и он еврей. Это один из четырех или пяти евреев, которые во время Второй мировой войны остались в Эстонии и выжили. Все остальные были расстреляны, повешены или сожжены заживо. На стороне Исидора было везение и пара знакомых, которые рисковали своими жизнями, чтобы спасти его жизнь… Свой прах Исидор просил развеять над могилами тех, кто его спас в те годы».
«Ее зовут Лийдия, она прожила на своем родном острове Хийумаа сто лет. Лийдия помнит все те времена, о которых рассказывается в музее. Как она во времена Эстонской Республики ребенком протиснулась сквозь толпу и увидела самого Пятса, который как раз посещал Хийумаа. Как во времена германской оккупации нельзя было гнать самогон, или как во времена советской оккупации трава косилась, но не убиралась. На своем столе она держит бинокль, в который видит издалека, когда приходит паром с ее внуками. И когда у Лийдии за сто лет и случались беды, она шла к морю, садилась на камень и наблюдала, как большая волна уносит все мелкие волны. “Я хожу к морю и там избавляюсь от проблем”, — говорит Лийдия».
Некоторые истории можно послушать в аудиогиде, другие — прочесть на сопроводительных табличках к подлинным экспонатам: семейным альбомам с фотографиями, ученическим дневникам, поздравительным открыткам. На табличке рядом с тряпичным школьным рюкзаком мы читаем, как его обладательнице, 14-летней Урве, пришлось бежать вместе с семьей в Швецию, спасаясь от войны. «Одним сентябрьским вечером мама сказала Урве: “Я сейчас расскажу тебе что-то, о чем тебе нельзя никому рассказывать. Завтра мы уезжаем в Швецию”. Урве упаковала маленький рюкзак, в который сложила три учебника математики — она не хотела отстать от одноклассников и надеялась, что, если она быстро вернется, то сможет продолжить учебу наравне с остальными. На следующий день она уплыла в Швецию, где осталась на полвека».
Глядя на рюкзак, в который Урве складывала свои учебники, в спешке готовясь к отъезду, я вспоминаю о другой девочке — из Хаапсалу. Сверстница Урве, маленькая эстонка Илон Пяэбо в сентябре 1944-го также вынуждена была бежать в Швецию. Правда, в отличие от Урве, Илон уплывала одна. На последний корабль в Стокгольм девочку с косичками и фанерным чемоданом провожала только бабушка — которая видела, как в 1940-м советские чекисты забирали их соседей. Девочку успели посадить на последний корабль, уходивший из порта Рохукюла.
Тогда республику покинули около 80 тысяч человек. Лодок было мало, людей много. Зрителя во второй раз охватывает ощущение тесноты и давящей скученности — впервые оно настигает в самом начале экспозиции, когда нужно пройти через стилизованный вагон для скота в зале, рассказывающем о депортации. В таких вагонах перевозили людей. На дощатом полу — следы обуви, детской и взрослой. Пары обуви находятся так близко друг от друга, что почти физически ощущаешь, насколько тесно и плотно люди были набиты в душный вагон.
Детский голос в наушниках рассказывает, как девочка, которой нужно было уплывать, рыдая, вцепилась в платье остающейся на берегу бабушки и не хотела ее отпускать.
Судьба Илон после отъезда сложилась благополучно — она окончила художественную школу в Стокгольме и стала одним из самых известных в мире иллюстраторов книг Астрид Линдгрен. Как иллюстратор она известна под именем Илон Викланд — по фамилии мужа. С бабушкой и дедушкой, оставшимися в Эстонии, она больше не увиделись, хотя всю жизнь прожила на другом берегу Финского залива. Писать им она тоже не решалась, оберегая родных от неприятностей. В следующий раз Илон попадет в Хаапсалу только через 45 лет, в 1989-м, когда в железном занавесе появятся прорехи и она вместе с Астрид Линдгрен приедет на открытие своей выставки в Эстонию.
Эти полвека — от 1940 года до 1991-го, от момента оккупации до того года, когда Эстония вернула свою независимость, — вместили в себя множество человеческих историй. Не все из них трагические.
Наряду с голосами, рассказывающими о насильственных смертях, ужасах оккупации и депортации, в музее звучат голоса тех, кто о советском времени вспоминает с любовью и ностальгией. Это в основном люди, которые жили в послесталинское время. Создатели экспозиции не осуждают их, дают им высказаться, призывают посетителей музея подумать, чем советская эпоха была привлекательной для них. Второй этаж, посвященный жизни уже в независимой Эстонии, поддерживает ощущение легкости и освобождения.
На выходе сквозь стеклянный фасад видна та же группа чемоданов, которую мы уже видели у входа. Но отсюда видно, что на стеклянной стене, как раз на уровне чемоданов, написаны по трафарету черными буквами имена и фамилии. Накладываясь на чемоданы, они создают неожиданный 3D-эффект, как будто в фильме заключительные титры бегут по изображению. Пространство организовано так, что эти имена замечаешь, уже покидая экспозицию.
