Прославившийся еще в нулевых как театральный режиссер и драматург, Вырыпаев публично осудил агрессию России в Украине — после этого его спектакли в стране фактически запретили, а в отношении его самого возбудили уголовное дело. Впрочем, Вырыпаев с 2014 года живет в безопасности на родине своей супруги, польской актрисы Каролины Грушки, да и сам режиссер востребован в Европе. С корреспондентом kontekst.lv супруги поговорили о войне, взаимопомощи и исцелении душ.
Как вы живете сегодня, спустя более чем полтора года после начала войны? Происходящее сильно повлияло на вашу жизнь и ваше творчество.
Каролина Грушка: Я действительно чувствую, что война очень сильно повлияла на всех нас… Она как будто все время находится в центре нашей жизни. Мы уже какое-то время руководим в Варшаве фондом, который занимался организацией спектаклей и культурных мероприятий и встреч. С началом войны мы решили поменять направление его работы и подумать вместе с разными потрясающими людьми, которые оказались в Варшаве, что хорошего можно сделать, чтобы в этой ситуации как-нибудь помочь.
Иван Вырыпаев: Я абсолютно поменял всю жизнь. Знаете, бывают в жизни очень важные повороты. В молодости я был, как это принято говорить, гопником, а потом встретил театр и произошел поворот. Потом я встретил свою жену, вот она здесь сидит, Каролину, и наша жизнь с этого момента изменилась очень сильно. И можно сказать, что таким же сильнейшим событием стала война. Хотя заметьте, у меня трое детей, и я, конечно же, считаю событием рождение ребенка, но тем не менее указываю именно на войну, не оговариваясь. Действительно, событий много, но война отразилась сильнее всего — не только потому, что я русский, и Каролина тоже теперь связана с этим, потому что у нее муж — русский.
Она связана еще и с каким-то глубинным пониманием того, чем действительно является современный мир. Не тем, как мы его себе представляли или хотели бы, чтобы он являлся. Мы жили в иллюзии, увлекаясь интегральными практиками, йогой, не обращая внимания на политику, не уделяя ей никакого внимания, потому что мы были в комфорте. Когда я работал директором театра «Практика» в Москве — это были лучшие годы нашей жизни. Таков был мой «идеальный день»: ты утром встаешь, у тебя йога, ты — директор театра, потом у тебя чай, потом у тебя прекрасная репетиция, замечательные люди вокруг, изменяющаяся страна, возможность делать все, что ты хочешь, развиваться, интегральные практики, айяваска, церковь — все, что хочешь. Но оказалось, что вокруг существовал другой мир. И война стала тем уроком или испытанием, которое Вселенная нам дала.
А какой вы видите свою роль как артистов в осмыслении общественно-политических вопросов — через театр?
Каролина Грушка: Я такой человек, который видит очень большую надежду в построении настоящего диалога. Иногда у меня возникают сомнения — насколько это возможно, но я хочу верить, что это так. Мне кажется, сейчас главное — помогать. Вначале себе, а потом помогать другим находить инструменты, которые делают диалог более качественным. Именно эту роль театра я вижу как одну из главных, потому что, даже когда есть нужда для этого диалога, мы скатываемся в наши страхи, эмоции, комплексы. Инструменты существуют, но как будто не хватает времени, не хватает какого-то такого внутреннего пространства, чтобы сосредоточиться и по-настоящему поработать. Я верю, что в этом возможности театрального искусства огромны.
В марте 2022 года вы объявили о перечислении авторского вознаграждения от пьес в Фонд помощи Украине. Как отреагировали на это ваши коллеги по цеху?
Иван Вырыпаев: Я с самого начала понимал, что случится запрет пьес. В этот момент около 50 театров в России играли мои пьесы, в том числе очень знаменитые театры, с очень известными артистами. Это ведущие театры страны: Московский художественный академический театр, Большой драматический театр, Государственный театр наций. А это — самые главные артисты, все звезды нашей сцены. И мне было невыносимо смотреть, что они продолжают играть. Я ни в коем случае не в осуждение этих актеров сейчас говорю, но я лично — не мог на это смотреть. Словно какой-то пир во время чумы. Но остановить это я тоже не мог, потому что контракт так устроен, что я не имею права остановить спектакль. Я же продал права на него театру. Я получаю проценты от продажи билетов как автор. Но мне эти деньги было бы невозможно взять в руки. Они сожгли бы меня. Я не хотел прикасаться к этим деньгам. Но как это сделать?
И тогда я сказал, что если вы мне будете их перечислять, то я буду отдавать деньги тем, кому они сейчас действительно нужны. Но этого не случилось, потому что буквально в один день 45 крупнейших российских театров отказались играть мои пьесы. Это произошло за один день с огромной скоростью, которой я не ожидал. Когда нужно мобилизоваться театрам — они годами не могут этого сделать. Но когда им нужно что-то запретить или сделать не очень хорошее, они это делают в один день. Я сам хотел, чтобы это случилось. Но сейчас уже, конечно, другая ситуация. А коллеги, по-моему, в большинстве своем меня не поняли.
Вы решили отказаться от российского гражданства и приняли польское в мае 2022 года.
Иван Вырыпаев: Процесс отказа от российского гражданства — это очень сложная процедура. Нужно было собрать ряд документов — но я не мог въезжать в Россию, нужно было написать доверенность на адвоката, который оказывался в группе риска. Все было почти подпольно. Важный документ для этой процедуры — справка об отсутствии судимости. И как раз в этот момент меня заочно арестовали и объявили в розыск в России. Я больше не смог продолжать эту процедуру обычным образом. Вся моя юридическая жизнь в России в одну секунду прекратилась. Да, я продолжаю работать, у меня паспорт России, но при этом я нахожусь в розыске. И тогда президент Польши по моей просьбе выдал мне гражданство, на два года раньше, чем нужно. Взамен от меня не потребовали ничего. Я даже не встречался с президентом, просто письмо написал, еще до войны — и потом долго ждал. Положительный ответ спас мне жизнь.
Мы давно живем в Польше. Мы с Каролиной вместе с 2008 года, а с 2014 года постоянно живем в Европе. Так что получение документа для меня стало просто юридическим спасением, иначе меня могли бы экстрадировать. Но фактического изменения никакого не случилось: как я жил и работал в Варшаве, так и продолжаю.
Каролина, я знаю, что сейчас взаимоотношения между творческими людьми из России и Украины, даже в эмиграции, довольно сложные. Есть ли у вас с Иваном какие-то проекты для соприкосновения антивоенно настроенных россиян в эмиграции и украинских беженцев?
Каролина Грушка: Вы правы, тема очень деликатная. И это непросто. Но я верю, что люди должны объединяться не по национальностям, не по паспортам, а все-таки по внутренним убеждениям. У нас в фонде есть такое общее пространство, в котором встречаются молодые люди, артисты, художники — из Украины, России, Беларуси, у них получается вместе очень хорошо дружить и создавать прекрасные проекты. Но для нас важно, чтобы, с одной стороны, мы были вместе, а с другой — мы говорим об уважении наших отличий.
Иван Вырыпаев: В нашем фонде мы вообще никогда не ставим целью примирение каких-либо людей: украинцев или русских. Мы не дом дружбы. Люди объединяются вокруг какого-то еще более важного события. Ну вот смотрите: Израиль был наполовину расколот до войны — и вдруг война, и все объединились, потому что событие оказалось сильнее, чем их раскол. Война Украины и России — очень сильное событие, люди разъединились. Украинская позиция нам с Каролиной абсолютно понятна. Но есть ли что-то еще сильнее этого? Что может быть сильнее войны, смерти, ужаса? Наверное, жизнь, но не просто бытовая жизнь, комфортная жизнь, жизнь развлечения, жизнь «незамечания войны», а жизнь в высоком подлинном смысле, такая глубочайшая жизнь, которая находится до войны, до политики, до национальности. И если ты входишь туда, то ты уже по-другому воспринимаешь людей. Как ни странно, еще больше уделяешь внимания и еще больше уважаешь их национальную культуру и язык. Это удивительный процесс. Я его вижу и удивляюсь его мудрому устройству.
Давайте поговорим о вашем антивоенном культурном проекте Teal House. Чем вы вдохновлялись, когда его создавали?
Иван Вырыпаев: Он возник по необходимости, потому что вокруг нас появились белорусские беженцы, потом украинские, потом несколько россиян присоединились. Это артисты, которые остались и без работы, и без Родины. Поэтому мы вначале им просто помогали, но потом решили развиваться, идти вперед. Идея проекта у нас была вообще-то давно, но мы никогда не могли до нее дойти: времени нет, работы много. И вот она словно сама на нас напала.
Мы решили, что нам нужно не просто пережидать войну, а что-то делать интересное и важное и в то же время помогать людям, которые от войны страдают. Так родилась идея фонда интегрального духовного и творческого развития. В его основе лежит методология развития человека, и мы сосредоточены на двух важных вещах, прежде всего социальных: мы оказываем помощь беженцам-специалистам, чтобы они не потеряли свою профессию, чтобы театральный менеджер или актер мог продолжать работать по своей профессии и не был вынужден идти официантом. Пока мы помогаем в небольшом объеме, потому что у нас маленький фонд, но тем не менее украинские и белорусские актеры выступают на сцене. А вторая вещь — это интеграция приехавших людей в европейский контекст. Это очень сложный процесс, я его прошел сам. Я живу и работаю в Европе около 14 лет, но я вам скажу, что лет восемь — без преувеличения! — ушло у меня только на понимание того, как устроен этот европейский контекст. Вначале должны улететь все мифы о Европе, как хорошие, так и плохие, как и иллюзии, которые ты строишь. Но это можно сделать, только коммуницируя непосредственно с европейскими социальными институтами и с людьми. Наш фонд, наша деятельность — они вот про это.
И есть еще одна группа, которая для нас очень-очень важна — это дети и подростки. У нас уже есть группа украинских детей, с которыми мы занимаемся, но планируем разработать программу современного послешкольного образования: работы и с телом, и с духом.
Вы общаетесь со своими коллегами, которые тоже выехали за границу?
Иван Вырыпаев: Да, и намного больше, чем когда мы жили в России и могли ездить туда свободно. Мы все были в своих скорлупках заняты, а сейчас все объединены общей бедой. Я сейчас в Молдове нахожусь, наш фонд Teal House проводит в Кишиневе фестиваль по заказу министерства культуры этой страны. Здесь я встретил актрису Марию Машкову. Я не был с ней никогда лично знаком, но она в Молдове выпускает спектакль. Мы встречаемся, разговариваем, поддерживаем друг друга — особенно музыканты. Я и Ваню Нойза (Noize MC — российский музыкант Иван Алексеев. — Прим. ред.) и Веру Полозкову (поэтессу) встречал. Все те, кто уехали и объединены общим отношением к войне и ко всему происходящему, стали друг друга поддерживать.
Можно ли предположить, что эта волна культурной эмиграции из России породит новый пласт искусства, которого не было раньше, — через переосмысление трагедии своей страны и трагедии Украины?
Иван Вырыпаев: Я смотрю на своих коллег. Для многих — это событие с сильным энергетическим толчком. Это очень сильный стресс, трагедия, переживание, страх, сострадание, боль — все вместе. И если в Вере Полозковой этот ядерный состав взрывается, то хочет она этого или нет, ее организм просто выдает творческий импульс. Есть еще один очень интересный процесс. Конечно же, наши соотечественники будут выступать и писать друг для друга. Но появятся и такие, которые решат: а не стать ли мне по-настоящему международным, не шанс ли это для меня стать европейцем? Я наблюдаю таких, и вижу — у некоторых это получается. Я сам проходил этот путь еще до войны, он не был таким трагичным, как у них. Но это сложный путь. Сейчас то, что я мог проходить за десять лет, люди за год проходят. К примеру, российский режиссер и хореограф Максим Диденко делает постановки в Вест-Энде в Лондоне.
В ноябре вы приезжаете в Ригу со спектаклем «Мир красивых бабочек». 22 ноября вы покажете его латвийским зрителям в кинотеатре Splendid Palace. Расскажите о спектакле.
Иван Вырыпаев: Не буду сейчас долго пересказывать историю, но у нас был очень близкий друг. Мы с ним вместе делали очень много разных вещей. Он был актером, американцем, играл в наших спектаклях, был почти членом нашей семьи, мы очень близко общались, дружили, занимались творчеством. Он погиб. И в благодарность за его жизнь, с желанием поговорить с его сыном, его женой и с нашей травмой у меня родились несколько стихов. Там напрямую про смерть не говорится, но все же они — про это. Мы их исполняем.
Эти стихи писались года три, они просто приходили, приходили, а потом родилась целая программа, и там даже наша дочь участвует, потому что для нее это тоже было очень важно. Затем это превратилось в самостоятельный, достаточно светлый, очень красивый вечер. Когда мы исполняем спектакль, люди обычно очень довольны, у них возникает такое легкое и грустное настроение. И сейчас мы едем с этой программой от фонда Teal House. Через нее мы привлекаем внимание к работе нашего фонда, и собираем деньги на его деятельность. У нас после Риги тур по Соединенным Штатам: Нью-Йорк, Бостон, Лос-Анджелес и Сан-Франциско.
Какой отклик вы ожидаете от зрителей? Какие эмоции вы хотите помочь им пережить?
Каролина Грушка: Я не уверена, что жду чего-то конкретного. Скорее всего, просто хочется поделиться стихами, которые я лично очень сильно люблю и очень верю в их силу. Они помогают соприкоснуться с самым сложным моментом, который каждый из нас на каком-то этапе своей жизни переживает. Моментом тотального, абсолютного одиночества. И в этом моменте они дают светлую поддержку. Они не отрицают его сложность и космическую глубину. Даже когда я сама себе их читаю, они мне очень сильно помогают. Я верю в то, что они могут эту нежную, оздоровляющую энергию передать зрителю.
