«Как мои дела? Как-то двигаются с этой тростью», — говорит Раймондс Паулс, отбрасывая окончания слов, как ненужные пустяки. «Завтра надо отработать концерт. Как я все это выдержу? Понятия не имею. Придется выпить какую-нибудь таблетку», — смеется он. Музыкальный дух нашего Маэстро — просто фантастический. В пятницу, 12 января, ему исполняется 88 лет. С днем рождения, Маэстро!
Раймондс Паулс «отработает» концерт в концертном зале Дзинтари — вместе с Биг-бендом Латвийского радио и Паулой Сайей. Да, именно в свой день рождения. Это уже давно отработанный ритуал — превращение празднования дня рождения в музыку. А Паула Сайя — заново открытая Маэстро певица — замечательное открытие для всех ценителей хорошей музыки. В октябре прошлого года вышел новый альбом Pauls un Paula, о котором Маэстро лаконично сказал: «Думаю, народу понравится». И народу действительно понравилось: на концертах, которые Паулс и Паула давали в разных городах Латвии, залы были переполнены.
Интенсивность, с которой концертирует Раймондс Паулс, невероятна. Но иначе он не может. Думаю, что если бы Паулс этого не делал, ему было бы очень трудно: его ангел-хранитель — Лана — на небесах, и это — земное — время надо заполнить музыкой еще больше, чем до ухода Ланы. Это и концерты вместе с актером Андрисом Кейшсом, интерес зрителей к ним неизменен: возможно, именно юмор и яркая пародия вместе с музыкой Паулса — это то, что необходимо для темного времени. Для темного в разных смыслах …
На сцене Паулс — как всегда — сдержан и остроумен. В разговорах, происходящих вне концертов, он раскрывается как бы неохотно, но те моменты, когда двери к его чувствам и мыслям приоткрываются, невероятно красивы.
«Я все чаще вижу себя маленьким, — начинает Паулс, — я вижу, как четырехлетний мальчик сидит за роялем. Помню, как сидел и играл. Эти воспоминания вызывают во мне какое-то особенное чувство счастья. Возможно, потому, что мне принадлежала эта полнота всего — расти с честными и доброжелательными родителями, у многих детей такого не было, они не могли безоговорочно полагаться на своих отца и мать. Пример жизни моих родителей — Валдемарса и Альмы Матильды — был для меня путеводной звездой, куда бы я ни шел и что бы я ни делал. Да, случались разные повороты, но когда я попытался встать, мне это удалось, потому что я знал, как бы на моем месте поступил отец, как бы поступила мама... Я не теряю своих светлых ориентиров. И сегодня твердо знаю: основой воспитания человека является не школа, а семья. Мы видим вокруг себя много грязи, но это не опасно для людей, в душу которых родители вложили свет и доброту».
На какую бы тему ни говорил Раймондс Паулс, он всегда полон неиссякаемой иронии. Но она уменьшается, когда он рассказывает о дочери Анете и внучках. «Они наполняют мою жизнь, — говорит Паулс, — я чувствую себя увереннее, я знаю, что мой мир продолжается, хотя, возможно, все вокруг шатается и падает».
«Моя музыка без жизнерадостности внучек — ничто. Да, и еще... Рождение дочери Анете изменило не только мою повседневную жизнь, но и меня самого: я избавился от пьянства, которое нередко становилось губительным для музыкантов. Только я сам и мои близкие знают, какой была цена этого периода моей жизни... Кажется, только тогда я понял, в чем смысл жизни. Моя музыка тоже стала сильнее и глубже. Анете мы воспитывали вместе с женой, я не пытался свалить обязанности отца на плечи Ланы... Если проанализировать, я пытался воспитывать ее так же, как мои отец и мать. Только... Они оба были более сердечными, я гораздо прохладнее».
Паулс всегда радовался, что обе внучки получили хорошее образование, что они владеют несколькими языками. А о себе он говорит: «Мой недостаток, наверное, в том, что я не владею английским... Я мог бы что-то сказать по-английски, но зачем мне это делать? То же самое касается и пения: зачем латышу петь по-английски? Ну хорошо, если певец, например, выходит на международную арену, то там нечего делать с латышским языком, но я не думаю, что мне стоит сочинять музыку с английским текстам. Но пусть каждый делает, что хочет».
Тут Паулс на мгновение задумывается и продолжает: «Если мы говорим о сохранении своей нации, то надо больше думать о Празднике песни, о праздновании Янова дня — о том, что характерно именно для нас. Почему ежегодно раскупаются все билеты на спектакль «Дни портных в Силмачах»? Это же феномен! И никто не может это объяснить. Может быть, потому, что в этой пьесе четко видно, какие мы? И мы идем на этот спектакль и смеемся над собой. Это маленькая модель общества: мы — наивные, иногда, может быть, глуповатые, хитрые, но искренние, сентиментальные и доброжелательные. Но латышскость не надо прикалывать как брошку к лацкану пиджака, она должна быть в самом человеке, в его мышлении и творчестве».
Мысли Раймондса Паулса также важны и глубоки, как и его музыка, и важно, что он никогда не превозносит себя, не выделяет себя среди других, а благодарит всех, кто вместе с ним музицирует.
Сам Паулс задается вопросом: «Стоило ли делать то, что я делал всю жизнь? Отвечу достаточно уверенно: стоило. Вопреки тому, как некоторые сегодня объясняют и меня, и мою музыку. Иногда моя музыка была хорошей, иногда не очень... Как было, так было. Можно спросить: правильным ли был тот путь, которым я шел? Для меня — да. Определенно, да. Время все равно все расставит по своим местам. Я ни от кого не требую, чтобы мне пели хвалебные песни или ругали. Лучше оценить все честно. Может, подумаем о том, что мы сделали для других людей — что хорошего, а что плохого? Это один из важнейших вопросов жизни».
Паулсу, конечно, приятно слышать, когда говорят: «Мы выросли вместе с вашими песнями». Он продолжает: «Для любого композитора это самая большая похвала. Я не хочу употреблять банальную фразу: «Я работаю для народа!». Я не знаю, для кого я работаю. Я работаю для тех, кто меня слушает. Меня называют легендарным? Ну, это выдумка журналистов! Что такое легендарный? Группа The Beatles — легендарная, это правда. Пусть те, кто будут жить лет через пятьдесят, посмотрят: как люди будут реагировать на имя Раймондс Паулс. Мне бы только хотелось, чтобы люди относились ко мне так, как я относился к ним. Может быть, и я когда-то не все делал так, как надо было, но я никогда не хотел кого-то обидеть, единственное — у меня были свои цели, которых я достиг, кого-то задев. Я расставался с людьми, с которыми что-то вместе делал, но такова моя профессия... В искусстве нет жалости. Кажется, мне удалось сохранить себя таким, каким я был всю жизнь. Я даже не сумел воспользоваться теми огромными преимуществами, которые мне дала популярность, и если я ими пользуюсь, то, может быть, процентов на десять…»
Когда я пишу о Раймондсе Паулсе, я не питаю иллюзий о том, что я смогла до конца его понять и раскрыть. Ведь Маэстро такой же многослойный, как Земля, пронизанная залежами сверкающих ископаемых и сотрясаемая подземными потоками, освещенный любовью, сердечно теплый, леденяще холодный, переживающий боль, любовь и обреченность. Такой, как и все мы. Только с тем идущем от Бога отличием, которое дает гениальность.
Когда-то я спросила у Паулса: «Что вы скажете Богу, когда предстанете перед ним, и Он спросит вас: «Что ты дал людям? Что хорошего, а что плохого?». Паулс ответил в своем стиле: «Я выполнял ту работу, которую дал мне Бог. Я должен был это делать, также, как и любой другой человек должен выполнять свою работу. Я старался быть честным. Я, конечно, мог бы сказать, что всегда был честен, что был безумно талантлив, но это было бы ужасно — так хвастаться. Вы говорите: это моя суровая ирония? Да, да, она окружает меня как защитная стена, но этой иронией я действительно говорю то, что думаю. Так что... Пусть Бог примет меня таким, каким я был на самом деле, а не таким, каким я хотел бы себя видеть».
