Выдающийся латвийский пианист и композитор Раймондс Паулс посетил музей писательства и музыки, находящийся неподалеку от рижского района Ильгюциемс, в котором он родился более 88 лет назад. Маэстро передал в дар музею скрипку, с которой начинал свой творческий путь. А потом состоялась встреча в музыкальном салоне, где классик предстал в образе немного ворчливого джентльмена, которого по-прежнему отличает юмор, присущий только ему.
На встрече с Маэстро побывали наши коллеги из «Новой газеты. Балтия».
Маэстро, в театре «Дайлес» готовится новая версия вашего мюзикла «Дикие лебеди». Каким должен быть текст, чтобы писать на него музыку?
А что, поэты что-то пишут сегодня? Мне кажется, что нет. Мы до сих пор спасаемся классиками шестидесятых-восьмидесятых — Визма Белшевица, Ояр Вациетис. Не знаю, это мое возрастное, наверное. Но настроение дают уже первые две строчки — ловишь их и тогда начинается самое интересное!
То же самое в сотрудничестве с артистами — ты ему сыграешь и видишь, как он на тебя скучной физиономией смотрит. Артисты — это, конечно, супер-народ, ничего правильно спеть не могут. В этой связи всегда вспоминаю Якова Рафальсона из Русской драмы. Великолепный артист, но совершенно антимузыкальный, что даже удивительно, ведь он еврей, а народ этот очень музыкальный. Я играю и вдруг он останавливает меня и говорит: «Вы мне не то сыграли!» И публика смеется, все радостные. Элзу Радзиню помнят? Так она пела в фильме «Клавс, сын Мартиня» мой очень знаменитый «Романс Анце», хотя у великой актрисы голоса не было вообще. Но стала популярной песня, а она еще и на концертах ее пела, как могла.
Позавчера я играл с артистом Нового рижского театра Андрисом Кейшем, он в один момент так запел, что я даже не знал, что делать. Иначе с Интарсом Бусулисом. Но главное все же в исполнении — не вокальные данные, а чтобы ты мог донести мелодию до людей. Надеюсь, в «Диких лебедях» так же будет. Хотя я уже опасаюсь, что режиссер там придумает что-то такое модерное, что мне, старику, уже не понять. Режиссер же молодой!
А если серьезно, то плохо, когда артисты начинают думать, что они певцы, но работать с ними все равно интересно, потому что это связано с разными веселыми событиями. Это театр! Театр со всеми своими разными историями, с очень талантливыми артистами, многие из которых уже ушли.
Вообще, сейчас многое изменилось — раскрывается занавес, выходишь на сцену и зал сразу встает, когда надо и не надо. Раньше, чтобы зал встал, надо было помучиться.
Я помню, лет пятьдесят назад наш популярный эстрадный певец Оярc Гринбергс пел одну мою песенку «Финская баня» — ну, шедевр, конечно! Шучу-шучу. И как он там выкручивался и раззадоривал, а в первом ряду сидела старушка, думавшая, наверное, как оплатить электричество, и даже не смотрела на него. А сейчас Кейшс выходит — все встают. И полтора часа праздника. Но если честно, я кайфую, когда люди так долго смеются.
Тут, кстати, недавно сняли портрет одного из основателей латвийского театра Эдуарда Смильгиса с брандмауэра Нового Рижского театра — дескать, лауреат Сталинской премии. Я предлагаю Кейшса повесить — пусть будет! Но почему-то меня пока в этом никто не поддерживает.
Ладно, будем ждать премьеру «Диких лебедей» и другого. Кстати, в советские времена были объявления в газетах — «Предусматривается премьера», но никто не знал, будет она и или нет. Но — «предусмотрена премьера». В конце ноября должна быть. А диск — скоро.
В Риге сейчас ваша давняя подруга, выдающаяся оперная певица Элина Гаранча, с которой вы записываете альбом.
Она как только откроет рот, сразу видно, что большая звезда. Я ее знаю с детства, ее мама Анита была известным педагогом по вокалу, работала в театре. Сейчас все изменилось — Элина своим большим оперным искусством поддерживает мое скромное эстрадное искусство.
Она актриса с определенными капризами, возможно. Сегодня вот послушал ее новый диск, записанный в первой студии нашего Латвийского радио. Kad atnāk nakts («Когда придет ночь») называется. Романтические песни, где наряду с Брамсом и Рихардом Штраусом звучат латышские авторы: Алфредс Калниньш, Янис Залитис и я, три песни моих. А в конце там народная песенка Aijā, žūžū. На гобое солирует первый гобоист Берлинского филармонического! Прима! А Элина поет соло и это очень красиво. И приходит на репетиции раньше меня — что и говорить, порядочный человек! Тоже прима!
Она еще в советские годы говорила мне, будучи совсем маленькой: «Маэстро, запомни, я когда-нибудь что-нибудь твое спою на весь мир, чтобы тебя тоже знали в Европе!». А какая Европа в те годы? Выйти на Домскую площадь — вот Европа, которую мы только и знали, а там тебя встречает турист из России: «Привет, Маэстро!». И я этим шутливо гордился и говорил Элине: «Ну вот, а тебя то как-то никто не знает пока что». Теперь все изменилось.
А еще записывался сейчас с Эдгаром Ошлея. Великолепный оперный бас! Супер-голос! Он теперь работает в Германии, в Веймарской опере. Я ему предложил спеть некоторые латышские песни в моей обработке с патриотическим духом (то, что латышам нравится, без пропаганды, разумеется). Все, кому показываем эту запись, растеряны — какой отличный материал! Жаль, что у нас мало поет, а в Веймаре.
Кстати, несмотря на то, что творится сейчас в нашей Музыкальной академии (скандал по делу о харрасменте со стороны преподавателей — прим.), у меня было консерваторское образование! Ну, не все хорошо как-то там. А когда было хорошо? Всегда были проблемы. Помню, в советские годы был такой начальник на радио Барткевич — между прочим, приличный такой, не то что некоторые суровые вожди. Он был из Латгалии, откуда вернулся однажды с забинтованным лицом. Оказалось, он рассказал своим одноклассникам там, как хорошо в Риге жить при коммунизме. Ну, они ему набили морду. Всякое бывало в жизни.
Некогда в кукольном театре восстанавливали спектакли с вашей музыкой, а сейчас?
Кукол там уже не видно. Раньше мы делали спектакли с куколками и театр назывался кукольным, а сейчас наоборот все. Я преувеличиваю, наверное, но… Я там, среди прочего, начинал — в самом центре Риги, разными концертиками, песенками, но это было уже так давно. И все мои знакомые того времени уже ушли, тот же замечательный мастер по куклам Арнольд Буров, прима! А я вот задержался.
Но вообще, если говорить о театре, мне же очень повезло в нем много работать. Один «Бранд» Ибсена в «Дайлес» чего стоил в постановке Арнольда Лининьша. С Юрисом Стренгой в роли — он живет, меня по возрасту догоняет. Какой спектакль был! Да и Стренга сам по себе какой артист! Опять я ворчу.
Я, кстати, в нынешний Национальный театр впервые зашел на сцену еще в те времена, когда там играла старая гвардия и руководил Амтманис-Бриедитис, это пятидесятые годы. И на сцену нельзя было заходить в уличной обуви, между прочим. Могу вспомнить, как Велта Лине великая играла, я ей подыгрывал, а у меня на замене всегда была одна пианистка и она все время смотрела, в каком я состоянии. Первый акт отыграл, второй. Ну, третий иногда она подхватывала — сами понимаете. Все это было и было так давно — слава Богу.
И радио в том виде, каким я его помню, умирает, идет к концу. И творческой редакции такой нет уже. Буфета нет! Что уж о киномузыке говорить. Сейчас взял синтезатор и какую-то музыку «нажарил» — готово. То время ушло, приходит новое.
Помню, как я писал для фильмов Яниса Стрейча и Алоиза Бренча. Стрейч любил, если вдруг виды природы в кадры, струнные запустить. А Бренч много детективов снимал и любил такую немного «кровавую» музыку. Они необязательно были очень музыкальные кинорежиссеры, но у них был нюх. Или очень популярна моя музыка до сих пор к фильму «Слуги дьявола» — мне позвонили в последний момент, уже все снято было, оставалась неделя и фильм надо было сдавать, иначе премию не получили бы из Москвы. Я написал за неделю.
Это все прошло. И форель я уже не ловлю давно. Но я сегодня иногда вспоминаю людей, с которыми ездил на рыбалку — тот же скульптор Альберт Терпиловскис, который потрясающе знал латвийскую историю, так много рассказывал. Ректор академии художеств Гунар Кирке. Была веселая компания, ездили на своих машинах. Иногда появлялся министр культуры советских времен Владимир Каупужс, он недавно в очень почтенном возрасте умер. Он был очень уважаемый музыковед. И с форельками отношения у нас были очень любовные — поймал штучки две-три и рад. Мне сейчас говорят, может, поехать с нынешним министром культуры Латвии Логиной на рыбалку? Но куда?
Как вам удалось успешно и порядочно прожить при любой эпохе?
При любой власти, да? Ты знаешь, что я не был в партии большевиков, хотя меня звали, но я как-то умел отвертеться. Точно также я ни одной песни про партию не написал. Вот как-то удалось. Но я никогда никого не упрекну из своих коллег, кто такие песни писал, потому что все-таки надо было как-то жить. И мне с семьей надо было как-то жить в 1943-м и я очень хорошо помню, как мне было тогда семь лет и я играл на фортепиано для немецкой армии. Я из того времени помню только, как солдаты сапогами стучали о пол — это были их аплодисменты. В жизни всякое было, но слава Богу, все-таки удалось как-то прожить честно. Это главное.