В первой декаде месяца домохозяйства получают счета за электроэнергию за предыдущий месяц. В этом месяце счета просто бесят. Цена электричества изменилась не слишком сильно, но зато в космос улетели тарифы на поставку электричества и использование мощностей. Люди возмущены. Социальные сети полны гневных слов. И что дальше?
Как мы дошли до того, что принадлежащая государству (народу) компания-монополист поднимает и поднимает тарифы, полностью игнорируя платежеспособность общества? Этот вопрос является самым важным. А также вопрос — что делать? Трудно ответить на эти вопросы, не обратившись к предыстории. Тех, кого предыстория не интересует, кого раздражают длинные описания, призываю сразу же перейти к следующей части статьи.
Общий фон, «правила игры», предыстория
Еще в конце прошлого века, когда проходила приватизация государственного имущества, общество резко выступило против приватизации предприятия Latvenergo. Предыдущие поколения построили на Даугаве три большие гидроэлектростанции, которые производят чрезвычайно дешевую электроэнергию, и теперь это национальное сокровище будет отдано за бутерброд (как это обычно случается) каким-то «прихватизаторам»? Ну нет. Было предложение провести референдум о поправках к закону «Об энергетике», но до этого не дошло, так как Сейм принял эти поправки без референдума.
Главная идея несостоявшегося референдума и принятого Сеймом закона была следующей: Latvenergo — национальное достояние всего народа, и главная задача предприятия состоит не в получении прибыли в интересах нескольких приватизаторов, а в обеспечении общества доступной каждому электроэнергией. Под доступной каждому электроэнергией подразумевалась тарифная политика, которая соответствует платежеспособности общества. То есть при регулировании цены на электричество нужно думать в первую очередь об интересах потребителей, а не предприятия.
Такой была идея, которую вскоре не просто забыли, а перевернули с ног на голову. Гражданский закон предусматривает, что на предприятии должно быть хорошее управление и что приоритетным является развитие предприятия (читай: прибыль), а не обеспечение каких-то социальных функций. В конце концов, мы живем при капитализме, социализм закончился. Все эти мантры мы слышали уже много раз, и вроде бы они даже являются правильными, но именно вроде бы.
В 1998 году — еще до того, как в обществе началась борьба за неприватизацию Latvenergo — благодаря усилиям тогдашнего депутата от партии «Латвийский путь», бывшего активиста Клуба защиты среды Гиртса Валдиса Кристовскиса, Сейм принял закон о закупке электроэнергии, произведенной малыми ГЭС и ветряными электростанциями (мощностью до 2 МВт), а также когенерационными станциями (мощностью до 12 МВт) по двойному среднему тарифу. То есть, если Latvenergo продавало потребителям электричество, скажем, по 5 сантимов за кВт/ч, то у малых производителей предприятие закупало электроэнергию по 10 сантимов за кВт/ч.
Первые восемь лет эту разницу цен покрывало само предприятие Latvenergo, позже был принят закон «О рынке электроэнергии», который ввел печально известный OIK (компонент обязательной закупки). В 2008 году в этот закон были внесены поправки, предусматривающие поддержку и когенерационных станций мощностью свыше 20 МВт, таким образом, поддержка была обеспечена и работающей на газе Рижской ТЭЦ, а также станциям на биогазе и биомассе мощностью свыше 1 МВт. Общая сумма, выделенная на поддержку производства энергии в период с 2008 по 2017 год, составляет более 2,67 миллиарда евро.
Важно добавить, что предоставление всей этой поддержки всегда обосновывается зелеными, природоохранными факторами. Малые ГЭС приводят в порядок неухоженную среду, восстанавливают исторические мельничные пруды, когенерация сокращает выбросы углерода, а станции биогаза — использование ископаемого топлива.
В этой ситуации можно забыть все разговоры о капитализме, «хорошем хозяйствовании», потому что чистая экономика, бизнес, прибыль отходят на второй план. На первый план выдвигаются политика, общественное мнение и интересы общества. Какими являются эти интересы в каждый конкретный момент и насколько они действительно обоснованы, это уже другой вопрос.
Вопросы энергетики уже тогда стали ярко выраженными политическими вопросами. Поэтому сегодня говорить о бизнес-интересах, Гражданском законе, капитализме и всем, что с ним связано, значит открыто манипулировать, поскольку эти экономические факторы упоминаются избирательно. Тогда, когда манипулятору выгодно, он обращается к экономике и бизнесу, а когда ему выгодно говорить о чем-нибудь другом — например, о глобальных интересах человечества (климате, возобновляемых ресурсах, «зеленом» курсе), то другие аспекты полностью игнорируются. Сейчас энергетика тотально политизирована, идеологизирована и стала частью культурных войн. Можно даже сказать, частью квазирелигиозной веры. Поэтому говорить о «чистом» бизнесе, экономической выгоде и других рациональных, точных вещах в принципе нельзя.
Это значит, что нужно говорить на политическом языке, на котором тарифы определяют не экономические, а другие факторы. Так, например, как в сфере общественного транспорта, культуры, образования и многих других строго регулируемых государством обласятях, где предоставляется поддержка тем, кому трудно выжить в условиях свободного рынка.
Это не означает, что экономические законы в этих сферах перестали действовать. Они действуют везде и всегда, как и законы физики. В энергетике этот закон звучит так: любые «зеленые», природоохранные решения принимаются тогда, когда определенные деловые круги, приближенные к политической власти, понимают, что на принятии этих решений можно будет хорошо и даже очень хорошо заработать.
Не скажу, сколько на малых ГЭС заработал Кристовскис. Возможно, мало или вообще ничего, но его идею поддержали те, кто сразу после принятия этого закона начали успешно, а главное — легко зарабатывать. Так и сейчас. Те одураченные наивные люди, которые в музеях обливают шедевры известных художников или блокируют улицы, ничего не получают от сказочной прибыли прославленного «зеленого» курса. Миллиарды зарабатывают другие. Те, кто бросает этим фанатикам со своего стола какие-то крошки для поддержания активности.
Ключ к решению проблемы
Но все это фон, «правила игры», история. Вернемся к основному вопросу. Как мы дошли до ситуации, когда даже тем, кто очень экономит на потреблении электричества, все равно приходится платить много? За доставку и мощность. Чтобы согласовывать интересы крупных монополистов и общества был создан специальный регулятор — Комиссия по регулированию общественных услуг (SPRK), которая теоретически должна следить, чтобы тарифы учитывали и интересы общества. К сожалению, на практике регулятор руководствуется нормами Гражданского закона, и его приоритет — следить за тем, чтобы было «содействие развитию тех, кто предоставляет общественные услуги».
Критически важной является часть 2 статьи 12-й закона «О регуляторах общественных услуг», которая устанавливает, что «убытки, возникшие вследствие неправомерного решения регулятора или противоправного административного акта, возмещаются в установленном нормативными актами порядке». То есть регулятор должен в первую очередь следить за тем, чтобы подконтрольные ему компании не понесли убытки, так как в противном случае возможен судебный процесс.
Как мы видим, Комиссия по регулированию общественных услуг действует в чисто экономической плоскости и в тех отраслях, которые давно уже вышли за рамки чистой экономики и переместились в политико-идеологическую плоскость. Это означает, что следовало бы внести изменения в закон «О регуляторах общественных услуг» и однозначно сформулировать приоритет интересов потребителей. При этом не забывая и о другой стороне.
Такие поправки, затрагивающие интересы очень многих и очень разных групп, чрезвычайно сложны, и их очень трудно принять. Гораздо проще популистски кричать о сокращении числа министерств, Стамбульской конвенции и подобных абстрактных вещах. Поэтому мало надежды на то, что наши политики встанут на сторону общества. Более того: вряд ли такая инициатива найдет отклик у многих, вечно стоящих на стороне власти СМИ. Скорее всего, такие инициативы будут названы популистскими и несерьезными.
Гнев людей без организованного руководства — пустой звук
Можем ли мы надеяться, что недовольство населения примет какие-то осязаемые формы? Увидят ли, услышат ли это недовольство? Это было бы единственной реальной возможностью изменить ситуацию и направить политические процессы в более приемлемое для общества русло.
Ответ на этот вопрос неутешителен. Чтобы превратить возмущение и недовольство общества в сколько-нибудь заметную силу, которая способна на что-то повлиять, массовый гнев необходимо аккумулировать в конкретное политическое движение. Сам по себе этот гнев ничего, кроме пустой болтовни в соцсетях, обеспечить не может. Поэтому все эти истории о вилах, на которые будет поднята власть, — пустой звук. Этот гнев должна возглавить какая-то политическая сила. Но в этом и состоит самая большая политическая проблема Латвии. Тех, кто недоволен и озлоблен, представляют партии, находящиеся вне спектра политической приемлемости. Раньше это было «Согласие», теперь так называемые «шлесеровцы» и «росликовцы». У большой части общества, какими бы ни были тарифы, рука не поднимется бросить в урну для голосования бюллетень со списком этих партий.
Но что делать, если в «нормальных» партиях нет ни одного политика, который мог бы разработать, инициировать, отстоять и довести до принятия поправки к закону о регуляторе? Повторяю еще раз. Без поправок к закону о регуляторе можно назначить в руководство Комиссии по регулированию общественных услуг все равно кого, ничего не изменится. Регулятор как механизм системы запрограммирован так, что он в первую очередь будет заботиться об интересах оказывающего услугу лица, так как иначе регулятор могут ожидать суды. И поэтому единственный способ исправить ситуацию — требовать от политиков разработать и принять эти поправки.
Время идет быстро. Следующие выборы в Сейм настанут раньше, чем многие политики хотели бы. Совсем скоро некоторые политические силы, возможно, окажутся в оппозиции. Так что им следовало бы найти время и силы, чтобы разработать такие поправки к закону и идти на выборы уже с готовым предложением. Избиратели оценят такой шаг, и для отдельных политиков и политических сил это может стать входным билетом в здание на улице Екаба на следующие четыре года — после выборов Сейма в 2026 году.
