На украинском фронте уже десятый месяц продолжаются бои за город Бахмут, а на политико-идеологическом фронте Латвии годами не утихает битва за ратификацию Стамбульской конвенции. Эта борьба постепенно утратила свой первоначальный смысл и приобрела характер политической войны — кто кого.
С приближением президентских выборов все громче становятся разговоры о возможной смене правительства. Премьер Кришьянис Кариньш, чувствуя эту угрозу, действует в соответствии со своей расчетливой натурой. В еженедельном интервью «Утренней Панораме» на Латвийском телевидении он совершенно вне контекста, ни с того ни с сего начал говорить о том, что хотел бы от коалиции более активных действий в вопросе о ратификации Стамбульской конвенции и правового регулирования для однополых пар. Зная расчетливую натуру Кариньша, обращение к этой теме кажется очевидным. Это полностью соответствует традициям его политического поведения.
По мнению Кариньша, Стамбульская конвенция является тем непробиваемым щитом, за которым можно спрятаться. Теперь падение своего правительства он сможет подавать как «подлость», инспирированную «гомофобами». Как однажды сказал один умный человек: либерализм — последнее прибежище негодяев. Если размахивать радужным флагом и после каждого слова упоминать Стамбульскую конвенцию, то любые упреки в собственной бездеятельности, растрате денег, затянувшемся скольжении назад можно списать на заговоры «прокремлевских» и «олигархических» сил. Надо сказать как есть: умно, но подло.
Несомненно, давление стамбульских активистов на политическую среду не ослабнет. Что делать? Какие есть варианты? Может быть, пойти на уступки и со словами «это же просто бумага» подписать Стамбульскую конвенцию? Мировой опыт свидетельствует: невозможно победить, занимая оборонительные позиции. В лучшем случае можно не проиграть, но не более. Поэтому при первой возможности надо переходить в контратаку. И в этом конкретном случае не надо обороняться, не надо пытаться указывать на подводные камни Стамбульской конвенции (которые всем, кто в курсе дела, прекрасно известны), надо выдвигать свои встречные требования.
Это значит, что нужно бороться тем же оружием, каким они атакуют. Если они заставляют политиков что-то подписывать, надо противопоставить свой документ, который политики должны подписать. И если уж началась война конвенций, то надо предложить свою конвенцию. Например, на международном уровне выдвинуть «Конвенцию о защите местных языков и национальностей» или «Конвенцию о защите локальных языков от агрессивного доминирования интернациональных языков».
Об окончательном названии этой конвенции пусть спорят юристы, а ее принципиальная суть должна состоять в следующем: признание того, что большие и малые народы (языки) находятся в неравной ситуации. Языки малочисленных (скажем, менее 25 миллионов пользователей) народов по отношению к большим языкам международного общения (свыше 100 миллионов пользователей) находятся в асимметричной позиции. Поэтому малые языки нуждаются в правовом приоритете. Юридически следует признать — права больших языков не могут быть приравнены к правам малых языков.
В условиях свободной конкуренции большие языки просто подавляют малые. Малые языки постепенно вытесняются из вузов, из академической среды, пока в итоге их не загоняют на кухни, а позже на тот песчаный холмик, где уже оказались ливский и прусский языки. Поэтому малым языкам должны быть предоставлены специальные механизмы защиты.
Текст этой конвенции может быть написан национальными юристами, которых у нас немало. Главная задача конвенции — реабилитировать национализм малых народов и положить конец затянувшемуся идеологическому доминированию глобального космополитизма. Нельзя отрицать, что немецкий национал-социализм принес миру множество страданий. Также, как и русский национал-империализм. Но этот национализм, а точнее, шовинизм больших народов, не должен становиться основой для осуждения национализма малочисленных народов.
Международное признание такой конвенции поставило бы точку в стигматизации национализма малых народов, которой придерживаются большие нации и их космополитические попутчики. Сейчас любые попытки малых народов противостоять давлению больших языков воспринимаются с подозрением. А не возникает ли там плохой и уже зарождающийся национализм? Не появляется ли там пресловутая «ненависть»?
Надо ломать порядок, при котором попытки самосохранения малых народов осуждаются как проявления национализма. Надо выдвигать лозунг: каждый маленький язык важен. По принципу: Black Lives Matter! Необходимо использовать популярное сегодня разделение на угнетенных и угнетателей. Малые народы и их языки надо подавать как угнетенные, а большие — как угнетателей. И поэтому любые требования о равноценности русского или английского языка в Латвии следует расценивать не только как необоснованные, но и более того — как вредные, недопустимые и в корне искореняемые.
Однажды надо четко и ясно, без малейших сомнений заявить, что вопрос о долговечности латышской нации является приоритетным, а все остальное (в том числе Стамбульская и любые другие конвенции) будет принято только после того, как на международном уровне будет признано приоритетное право малых народов, в том числе латышского народа, быть определяющими на своей земле. После того, как малые народы и языки получат право позитивно дискриминировать большие народы и языки. Только таким образом может быть достигнута симметрия с большими (в Латвии это русский и английский) языками. Любое требование знать или использовать эти языки должно восприниматься как дискриминирующая латышский язык норма. Это в равной степени касается и русского и английского языков.
Эти вопросы необходимо поднять как можно скорее, поскольку с ростом интернациональной коммуникации местные, малочисленные языки оказываются в ситуации, при которой их будущее развитие находится под угрозой. Повышаются риски исчезновения этих языков. Это мы видим и в Беларуси, и в Ирландии. Поэтому наша задача — поднять вопрос о малых языках на международный уровень. Раз уж мир может взяться за руки в деле спасения черных носорогов, то он может выступить и за спасение малых, местных языков от последствий всеобщей глобализации.
