Правда ли, что на фронте все солдаты становятся верующими? Что делают капелланы на войне и почему их охраняют? Работают ли американские модели капелланства в условиях войны в Украине? Журналист kontekst.lv встретился с командиром Первого Украинского батальона военных капелланов, пастором одной из протестантских церквей в Украине Русланом Росом.
Руслан, кто такой капеллан, как им стать и достаточно ли сейчас капелланов, работающих с украинскими солдатами?
Капеллан — это друг, товарищ, брат и отец для солдата. Капеллан — духовный наставник, который сможет предоставить, скажем так, «быструю духовную помощь». Чтобы стать военным капелланом, необходимо быть священнослужителем и получить мандат на право осуществлять капелланскую деятельность. Есть капелланы, которые находятся на службе в ВСУ, у них есть офицерское звание, они прикреплены к конкретной бригаде, получают заработную плату и имеют вооруженного сопровождающего. А есть капелланы, которые могут свободно определять свое местонахождение, при этом заработную плату они не получают.
Капелланы не являются комбатантами, они не отдают приказы и не имеют права на ношение оружия. Не могу сказать, что капелланов мало, однако их и не много. (Согласно данным Службы военного капелланства Украины, свыше 170 капелланов подписали контракт с ВСУ, еще 700 вакансий остаются открытыми. — Прим. ред.)
В зоне боевых действий служат представители всех конфессий, есть христиане, мусульмане и иудеи. Кого точно нет, так это священников Украинской православной церкви Московского патриархата и пасторов Свидетелей Иеговы.
В чем главная миссия капеллана на передовой?
Доказано практикой: духовник на войне — это необходимость. Потому что там смерть, и ты не знаешь — что произойдет даже не через день, а через десять минут. И потому надеяться на что-то человеческое — этого недостаточно. Когда близко смерть, то на жизнь смотришь по-другому.
Один военный сказал: «Когда я оказался под обстрелом, мне стало страшно не физически погибнуть, а страшно, что я очень мало сделал в своей жизни. Если я сейчас погибну, то что я оставляю?» Вот о чем человек тоже думает на войне. И тот парень тогда сказал: «Если бы со мной рядом сидел капеллан, мне было бы спокойнее, даже если бы он ничего не говорил». То есть человек начинает задумываться, что защита видимо есть в другом, не только в бронике.
А кому-то страшно и он просит: «Господи, убери страх, потому что я не могу воевать, не могу управлять своим телом». Кто-то просит получить крещение, кому-то нужно освятить нательный крестик. Были и военные на блокпосту в более-менее спокойной зоне, которые после досмотра пригласили нас к себе, так как тоже нуждались в духовной поддержке. Совсем недавно мы посетили медиков санитарного поезда, который вывозит раненых в больницы. Потребности и просьбы разные, потому что и мы все разные. Важно вовремя показать солдату, что он под защитой, ободрить его дух, а часто — и просто выслушать его.
Вам как верующему не кажется, что война — это противоестественно?
В Библии вы нигде не найдете, что Бог осуждает военную карьеру, а с другой стороны, Священное Писание учит, что проклят нарушающий границы ближнего. Война — это желание группы людей поработить соседние нации, захватить их ресурсы, моря, земли. То же мы сейчас наблюдаем в Украине. Кстати, большинство украинских воинов не считают свои действия на войне убийством. Они это воспринимают как защиту своей территории. Преступлением является лишение жизни в мирное время на мирной территории, опять же — в преступных целях.
Приходилось ли вам общаться с пленными российскими солдатами?
Нет, и нет такого желания. А вот с украинскими пленными я работаю, и по случаю принимаю участие в обмене. С пленными работать сложнее — они все зажаты, закрыты. И их можно понять, они столько пережили в плену. Разговоры с ними всегда непростые. Но всегда в конце ребята говорят, что им становится гораздо легче, как будто они сбросили груз с плеч.
Правда ли, что на передовой все солдаты становятся верующими?
Есть такая украинская поговорка: «Як тревога, так до Бога» («Как тревога, так и к Богу»). Однажды была история, когда я и мой помощник поехали на военную базу, где были наши ребята, которых недавно освободили из российского плена. Они были раздавлены, пережили потрясение. Мы спросили, были ли у них случаи Божьей милости, когда они служили, переживали ли они ощущение защиты. Один военный говорит: «Пуля так и не добралась до тела, остановилась в ткани формы». Другой рассказал: «Однажды мы сидели в доме и в один момент решили перейти в другой дом. И только перешли — в первый дом прилетел снаряд». Еще один рассказал: «Ночью ехали на машине на нуле с выключенными фарами. И лоб в лоб ударились в своих же, тоже с выключенными фарами. И все остались живы». Еще одна история уже из плена. Один парень был уверен, что его должны убить на допросе, который вот-вот должен был начаться. Над ним особо изощренно издевались. И когда его забрали из камеры, оказалось, что его забрали на обмен. Такие истории укрепляют солдат, они верят, что Бог бережет их. Но не все становятся верующими, я бы не стал так утверждать. Однако мировоззрение и ценности на войне меняются радикально — это факт.
А есть ли конкуренция между капелланами на передовой? Сродни той, которая встречается в мирное время между церквями.
К сожалению, да. Каждый желает придать своей службе особую значимость, вклад и так далее. Я к этому спокойно отношусь. Наша церковь на передовой с 2014 года, мы первые, кто пришел служить солдатам. Понимаю, что мои коллеги из других конфессий и церквей еще, наверное, не до конца поняли, что важен каждый духовный наставник в условиях войны. И они это поймут. Возможно, им для этого необходимо немного больше времени. Но все равно мы собираемся вместе, можем попить кофе, поговорить и дальше заниматься каждый своим делом.
А есть среди вас женщины-капелланы?
Да, есть, но мало. Ограничений по гендерному признаку нет в данном случае. Более того, некоторым солдатам проще говорить с женщиной-капелланом на темы, которые его тревожат. (Сейчас в ВСУ три женщины-капеллана несут военную службу. — Прим. ред.)
Будет ли востребовано военное капелланство после окончания войны?
Конечно. Во-первых, мы должны понимать, что нам придется жить с соседом, который готов постоянно воевать, так уж сложилось географически. То есть военное, а значит и моральное напряжение в обществе будет постоянно. А во-вторых, украинская армия развивается по зарубежным стандартам, которые включают наличие военного капелланства.
Мы и сейчас посещаем различные конференции, обучающие программы за рубежом. В августе я вернулся из Америки, там мы перенимали опыт наших американских коллег. И уже пытаемся применить его здесь в Украине. Однако это не так и просто. Например, исходя из собственного опыта могу сказать: мы не успеваем духовно подготовить самого солдата к отправке на войну. То же самое с его семьей. Потому что мобилизация — довольно быстрый процесс. Но мы все равно адаптируем приобретенные знания за рубежом и собственные наработки к реалиям и продолжаем нести свою службу. Постоянно совершенствуемся. В конце концов есть солдаты на реабилитации, есть раненые в госпиталях, есть семьи погибших или попавших в плен. И все они нуждаются в духовной поддержке. Таковы реалии — у нас работы еще много.
