О страхе, хрупкости путинского режима, последствиях войны и возможности демократии — портал Rus.nra.lv публикует интервью с инициатором «Закона Магнитского», отправленным в тюрьму в родной стране на 25 лет.
Владимир Кара-Мурза-младший — российский политик, получивший в апреле 2023 года 25 лет колонии. Формально Кара-Мурзу признали виновным в «управлении нежелательной организацией», «распространении ложных сведений о российской армии» и государственной измене. На деле приговор — месть за активную борьбу с путинским режимом: Кара-Мурза — один из инициаторов «Закона Магнитского», запустившего санкции со стороны США в отношении российских бизнесменов и политиков. Кара-Мурза был близким другом убитого оппозиционного политика Бориса Немцова и сам дважды подвергался отравлению в 2015 и 2017 годах.
Незадолго до вынесения приговора проект «Голоса свободы» и медиа Sota.Vision отправили вопросы Кара-Мурзе через российскую тюремную почтовую систему. Недавно они получили рукописный ответ, в котором политик размышляет о своем беспрецедентно суровом приговоре и возможных изменениях в России. С разрешения авторов Rus.nra.lv публикует полный текст интервью с политзаключенным.
Вы находитесь в заключении с апреля 2022 года. Что поддерживает вас, что дает надежду на будущее?
Очень помогает историческое образование — наверное, никогда в жизни не пригождалось мне так, как в нынешних условиях. Ведь все это в нашей истории уже было — и все заканчивалось. Причем, как правило, внезапно. И это — тоже закончится. И, думаю, значительно раньше, чем кому-то может казаться сегодня.
Вы говорили, что самый большой подарок для системы — чтобы все, кто противостоят власти, уехали. Как вы относитесь к тем, кто покинул Россию?
Каждый принимает это решение, и никто не вправе судить. Поэтому могу говорить только за себя. Я не считал бы, что имею моральное право заниматься политикой в России, критиковать режим, к чему-то призывать своих соотечественников, если бы сам находился в безопасном далеке. Глубоко убежден, что политик должен находиться в своей стране — это не та область, которой можно заниматься «на удаленке». Я подарков своим оппонентам в виде отъезда делать не хочу.
Здесь есть и важный нравственный момент. Когда быть в оппозиции режиму становится опасным, те, кто претендует на статус публичных политиков, должны разделять эти риски со своими согражданами. Во время избирательной кампании 2007-2008 годов Владимира Буковского, которого мы тогда от инициативной группы оппозиции выдвинули кандидатом в президенты, на одном из митингов спросили: «Зачем вы вернулись в Россию? Неужели надеетесь что-то изменить?» Никогда не забуду его ответ: «Я вернулся, потому что опять начинают бояться. А когда начинают бояться, нужно прийти, встать рядом и сказать: вот он я, я — не боюсь». Для меня это важная мотивация. И не в последнюю очередь поэтому я никуда не уехал из России ни после двух отравлений в 2015 и 2017 годах, ни после 24 февраля 2022 года.
«Ночь темнее всего перед рассветом» — вы одним из первых сделали этот афоризм вновь популярным. Почему вы решили обратиться к этому образу? Когда и каким будет рассвет?
Это одна из любимых фраз российских диссидентов. Иные над ними смеялись, считали наивными романтиками. Особенно, наверное, в начале 1980-х, когда казалось, что темнее некуда: афганская война, сбитый «Боинг», Сахаров в ссылке, новая волна политических арестов, чудовищная конфронтация с Западом. Но — кто бы мог подумать! — рассвет был за поворотом. Нынешнее время по многим признакам напоминает мне как историку начало 1980-х и начало 1950-х — ту самую «темную ночь перед рассветом». И, думаю, он и сегодня гораздо ближе, чем кажется.
Что касается прогнозов о политических изменениях, их сроках и сценариях — в нашей стране это дело заведомо бессмысленное. Крупные перемены в России всегда приходят неожиданно. И царская империя в марте 1917-го, и советский режим в августе 1991-го рухнули в буквальном смысле за три дня — и никто этого не предсказал. Так же будет и в следующий раз. Наша задача, задача ответственной оппозиции — готовиться к этим переменам уже сегодня, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох и не повторить ошибок Временного правительства и демократов 1990-х.
У вас есть ответ, почему Россия постоянно возвращается к монархии? Борис Акунин полагает, что в сердцевине — ордынская система власти.
В нашей стране всегда борются две культурно-исторические традиции: ордынская и европейская. И вторая — такая же сущностная и неотъемлемая часть российской идентичности, что бы ни пытались говорить сегодняшние кремлевские пропагандисты. Не будем забывать, что Новгород и Псков были ганзейскими городами — это тоже российская традиция. А начиная как минимум с эпохи Просвещения в XVIII веке Россия была полностью интегрирована в европейское культурное и политическое пространство.
Поэтому не согласен, что мы обречены постоянно возвращаться к «монархической» матрице. России есть чем гордиться и в смысле демократических традиций. Например, Государственная дума Российской империи стала одним из первых парламентов Европы, который в 1906 году принял закон об отмене смертной казни. А всеобщее избирательное право в России было введено раньше, чем в Великобритании, Франции или США. В августе 1991-го наши люди шли на баррикады, готовые отдать свою жизнь за свободу своей страны — и завоевали это десятилетие свободы. Поэтому никакой исторической или культурной предопределенности к «сильной руке» у России нет — о ней говорят те, кто хочет эту «руку» оправдать, или те, кто хочет оправдать свое бездействие. Многие страны, когда-то считавшиеся «естественно тоталитарными» — та же Германия, Испания или Италия — сегодня живут в условиях развитой либеральной демократии. Не сомневаюсь, что в исторически обозримой перспективе демократическая система власти будет и в России.
Насколько оцениваете вероятность дальнейшего распада страны, если в ней больше не будет имперских амбиций и монархического ядра?
Жесткая централизованная система в такой большой, мультикультурной и многогранной стране, как Россия, — это как раз и есть прямой путь к распаду. Штыками и кровью ее можно скрепить только на время, как и показал опыт большевиков. Лучший способ сохранить нашу страну и обеспечить долгосрочное развитие — это опереть ее на фундамент подлинного федерализма, сильного местного самоуправления, парламентской системы власти, где будут представлены и где будут учитываться интересы разных регионов, политических течений и групп населения. И, разумеется, никаких имперских амбиций. Главной целью государства должно быть благополучие своих граждан, а не захват чужих территорий.
Считаю, что образцом для России в смысле федеративной системы и государственного устройства — минус, конечно, конституционная монархия: эту развилку мы проехали в начале XX века — является Канада. У наших стран очень много общего — и многонациональный и многоконфессиональный характер, и размеры территории, и природные ресурсы, и даже климат. При этом Канада устойчиво занимает одно из первых мест в мире по качеству жизни. При правильной системе государственного устройства у нас может быть не хуже.
Чем может закончиться для России война в Украине?
У нашей страны долгая история так называемых «маленьких победоносных войн», которые заканчивались совсем не так, как задумывали их инициаторы, и приводили к серьезным внутриполитическим изменениям. Так было с Крымской войной, неудача в которой во многом обусловила Великие реформы Александра II. Так было с позорной Русско-японской войной, которая привела к первой российской конституции, парламенту и свободе печати. Так было с советской авантюрой в Афганистане, которая стала одним из ключевых факторов ослабления, а затем и краха коммунистического режима. Война в Украине закончится так же. Для путинского режима она уже проиграна — хотя бы тем фактом, что после года тяжелейших боевых действий украинское государство выстояло, защитило свой суверенитет и получило колоссальную международную солидарность. Планы Кремля в феврале 2022 года очевидно были иными. А что происходит, когда «Акела промахивается», мы знаем из Киплинга. Серьезные политические перемены в России — вопрос времени, и недолгого.
Как надо сохранять историческую память, чтобы она не была травмирующей в будущем?
Главный урок, который наша страна вынесла страшной ценой из неудачи демократических реформ 1990-х — в том, что если зло не осмыслено, не осуждено и не наказано, оно обязательно возвращается. Тогда, после крушения коммунистической власти, необходимо было открыть все архивы, осудить на государственном уровне преступления прежнего режима, ликвидировать структуры, совершавшие эти преступления (в первую очередь КГБ, как бы он ни назывался) и ввести люстрацию против ответственных за них. Это было необходимо не только из соображений справедливости, но и для того, чтобы исключить возможность авторитарного реванша. Этим путем прошли многие страны, пережившие травму тоталитаризма: Германия после 1945 года, Южная Африка после апартеида, страны Латинской Америки после военных диктатур, центральная и восточная Европа после падения коммунизма.
В России начала 1990-х таких мер требовали наиболее дальновидные из лидеров демократического движения: Галина Старовойтова, Владимир Буковский. Тогдашние правительственные чиновники морщились и говорили, что это будет «охота на ведьм». «Значит, ведьмы вернутся и начнут охотиться на нас», — отвечал Буковский. И оказался прав.
Нельзя повторить эту ошибку на следующем историческом повороте. После падения нынешнего режима все его преступления должны быть обнародованы, осмыслены и официально осуждены. А виновные должны понести ответственность. Это будет безусловно нелегкий для нашего общества процесс — так же, как не были легкими денацификация в Германии или декоммунизация в центральной Европе. Но его необходимо пройти, чтобы защитить нашу страну от повторения чего-либо подобного в будущем.
Есть коллективная ответственность общества, которое допустило становление тоталитаризма?
Это сложный вопрос. Исторические дискуссии на эту тему ведутся давно — и в отношении нацистской Германии, и в отношении других тоталитарных режимов. Я склонен думать, что каждый человек несет ответственность за себя — и потом живет с этой ответственностью. Именно поэтому для меня было важно не молчать — ни перед лицом этой войны, ни перед лицом других преступлений путинского режима. Потому что Кремль совершает эти преступления как бы «от имени России» — и каждый, кто поднимает свой голос против, показывает всю лживость этого отождествления. Как говорила Наталья Горбаневская, замечательная поэтесса и участница «демонстрации семерых» на Красной площади в августе 1968 года, «весь народ минус я — это уже не весь народ». Тогда хватало семи человек, чтобы спасти честь нашего многомиллионного молчащего общества. А сегодня не молчащих — тысячи: посмотрите статистику политических задержаний на антивоенных акциях с февраля 2022 года. И я горжусь каждым из них.
Нередко диктаторы называли себя подлинными патриотами. И часто именно на волне «патриотизма» начинались войны. Можно ли говорить, что космополиты — залог мира на Земле?
Тот «патриотизм», которым прикрываются диктаторы, можно ставить только в кавычки. Подлинный патриотизм — это не когда бьешь себя в грудь и кричишь, что ты лучше всех, а когда видишь недостатки своей страны, честно говоришь о них и стремишься их исправить. Это и есть настоящая любовь к Родине — стремление сделать ее лучше, а не самоутверждаться за счет других. Нужно очистить понятие патриотизма от того грязного шовинистского и имперского налета, с которым оно ассоциируется при нынешнем режиме. Надеюсь, что нам удастся это сделать.
Какой вы видите Россию в перспективе?
Велосипед, к счастью, изобретать не нужно. Весь опыт человечества показывает, что наиболее приемлемая, наиболее подходящая, наиболее достойная для жизни и развития человека система — это система демократическая. Конкурентные выборы, свободная пресса. Независимое правосудие. Регулярная сменяемость власти и недопущение ее узурпации одним человеком. Парламент — место для дискуссий. Сильное местное самоуправление и подлинный федерализм. Хочу видеть Россию страной, которая будет уважать как права и свободы собственных граждан, так и нормы цивилизованного поведения в мире; которая станет полноправной участницей мирового и европейского сообщества; страной, которую будут уважать, а не бояться. И верю, что так обязательно будет.
Что вы читаете в заключении?
За год в тюрьме прочитал или перечитал многое из того, что давно собирался, но на воле никогда не хватало времени. В основном — историческую и мемуарную литературу. Перечитал весь «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына — наконец появилось время сделать это вдумчиво и спокойно. Эта книга сегодня — обязательное чтение в нашей стране. Как и воспоминания советских диссидентов — их тоже перечитывал весь этот год. В первую очередь «И возвращается ветер…» Владимира Буковского — одна из самых важных книг в моей жизни. Поразительно, насколько все сейчас так же, как в их время — вплоть до мельчайших деталей. Но ведь и концовку мы тоже знаем.
О чем вы мечтаете — для себя?
У меня сейчас две главные мечты — увидеть мою семью и увидеть Россию свободной. И они напрямую связаны друг с другом.
Что вы думаете по поводу своего 25-летнего срока?
Каждый авторитарный режим намеренно отождествляет себя со страной. Еще Салтыков-Щедрин отмечал, что у нас часто путают два понятия: «отечество» и «Ваше Превосходительство». В такой системе координат «патриотизм» означает личную лояльность правящему режиму — а любой оппонент власти, само собой, становится «изменником России». В нацистской Германии «изменниками» были антифашисты, в Южной Африке — борцы с апартеидом. В Советском Союзе в феврале 1974 года обвинения в «измене Родине» предъявляли одному из наших величайших соотечественников, лауреату Нобелевской премии по литературе Александру Солженицыну. Считаю за честь быть в такой компании. А время, как мы знаем, все расставило на места — и еще обязательно расставит.
А что касается срока, то это, конечно, высшая оценка. «Четвертных» (то есть сроков длинной в четверть века. — Прим. ред.) политическим заключенным в нашей стране не давали со времен Сталина. Как писал Артур Бертон Джемме в романе «Овод»: «Свою долю работы я выполнил, а мой приговор — лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно». Понятно, что эти 25 лет, как и два отравления до этого, — в первую очередь за мое участие в продвижении в демократических странах «закона Магнитского» о персональных санкциях против кремлевских жуликов. Даже судью мне назначили демонстративно — Сергея Подопригорова из «списка Магнитского». Забавно: они сами показывают, чего больше всего боятся. Значит, я все сделал правильно.
А сколько в действительности продлятся эти «25 лет», посмотрим. В нашей стране реальность имеет обыкновение отличаться от того, что написано в бумажках. У Солженицына, например, после лагеря в приговоре была записана «вечная ссылка». Как мы знаем, эта «вечность» быстро закончилась.
Послушать аудиоверсию фрагмента интервью Владимира Кара-Мурзы можно в телеграм-канале SotaVision.
